МАНИФИК
1990
Архив
10. Жизнь и смерть Тараса Тараканова
Cлова и музыка
Андрея Степанова
1. Манифик ▲
Середина, первый ряд,
В мягком кресле тучный зад.
Влажный нос, жующий рот,
Смрад духов и лысин пот.
В пальцы вдавленный аккорд,
Вернисаж кошачьих морд,
Слов оргазм, нот винегрет
И восемь лет, которых нет.
Аппетицер
Расчехлил свой инструмент.
Аппетицер — супер-бэнд.
Поп-артель из солнечной Рязани,
На помойной куче куст герани...
Шлют Вам привет
Помойкин, Гнусов, Жабоед.
Прекрасных песен букет
И наше «да» на ваше «нет».
Нет, нам рано на погост,
Боцман, всех свисти на мост —
Мост с того на этот свет,
Но восемь лет — их все же нет...
Близко к сердцу не бери,
Годы, шут их подери,
Гадам песню не убить —
Мы были, есть и будем быть!
Аппетицер
Расчехлил свой инструмент.
Аппетицер — супер-бэнд.
Поп-артель из солнечной Рязани,
На помойной куче куст герани...
Шлют Вам привет
Андрюша, Саша и Растик.
Прекрасных песен букет,
Улыбку и в кармане фиг,
Улыбку и в карМАНИФИК,
Улыбку, ифкар, манифик.
В мягком кресле тучный зад.
Влажный нос, жующий рот,
Смрад духов и лысин пот.
В пальцы вдавленный аккорд,
Вернисаж кошачьих морд,
Слов оргазм, нот винегрет
И восемь лет, которых нет.
Аппетицер
Расчехлил свой инструмент.
Аппетицер — супер-бэнд.
Поп-артель из солнечной Рязани,
На помойной куче куст герани...
Шлют Вам привет
Помойкин, Гнусов, Жабоед.
Прекрасных песен букет
И наше «да» на ваше «нет».
Нет, нам рано на погост,
Боцман, всех свисти на мост —
Мост с того на этот свет,
Но восемь лет — их все же нет...
Близко к сердцу не бери,
Годы, шут их подери,
Гадам песню не убить —
Мы были, есть и будем быть!
Аппетицер
Расчехлил свой инструмент.
Аппетицер — супер-бэнд.
Поп-артель из солнечной Рязани,
На помойной куче куст герани...
Шлют Вам привет
Андрюша, Саша и Растик.
Прекрасных песен букет,
Улыбку и в кармане фиг,
Улыбку и в карМАНИФИК,
Улыбку, ифкар, манифик.
2. Звенит звонок ▲
Спички вспыхнет глаз
И звездой взойдет
И в угол шмыгнет мышью.
Синевою газ
Стены обольет,
И ты меня услышишь.
Теплый свет замочных скважин,
Абажуров заоконных крылья...
Вновь со мною то, что даже
Позабыл я.
В дуновеньи с губ, в криках черных птиц,
Что гнезда вьют под крышей,
В перепевах труб, в скрипе половиц
Ты голос мой услышишь.
Теплый свет замочных скважин,
Абажуров заоконных крылья...
Вновь со мною то, что даже
Позабыл я.
Звенит звонок, звенит звонок,
Но не спеши открывать,
Коридорный сундук мне кровать,
Не спеши мне открывать.
Звенит звонок, звенит звонок,
Но за дверьми — никого,
Только половиков пыль веков,
Пыль веков половиков...
И звездой взойдет
И в угол шмыгнет мышью.
Синевою газ
Стены обольет,
И ты меня услышишь.
Теплый свет замочных скважин,
Абажуров заоконных крылья...
Вновь со мною то, что даже
Позабыл я.
В дуновеньи с губ, в криках черных птиц,
Что гнезда вьют под крышей,
В перепевах труб, в скрипе половиц
Ты голос мой услышишь.
Теплый свет замочных скважин,
Абажуров заоконных крылья...
Вновь со мною то, что даже
Позабыл я.
Звенит звонок, звенит звонок,
Но не спеши открывать,
Коридорный сундук мне кровать,
Не спеши мне открывать.
Звенит звонок, звенит звонок,
Но за дверьми — никого,
Только половиков пыль веков,
Пыль веков половиков...
3. Я — футбольный мяч ▲
В детстве был я непослушен,
Своенравен и бездушен,
Морды бил и бил баклуши,
И в игре я мяч футбольный бил
Что было сил.
И усталый воспитатель,
Не меняя гнев на милость,
Нас с мячом в чулане запер
И на слезы детские твердил —
Я не забыл —
«Ты, малыш, не плачь,
Ты — футбольный мяч.
Пусть тебя жизнь бьет,
Но ты лети всегда вперед.
Ты, малыш, не плачь,
Жизнь — футбольный матч:
Труд, усталость, боль,
А результат — всегда “ноль-ноль”».
Как в атаку, без оглядки,
В жизнь шагнул я из чулана,
Но упал в штрафной площадке
И рукой дотронулся мяча
Я сгоряча.
Апеллировал защитник,
Но судья был непреклонен.
В сетке мяч, и гол защитан.
Я вне поля, и усатый конвоир
Мне говорил:
«Ты, мужик, не плачь,
Ты — футбольный мяч.
Пусть тебя жизнь бьет,
Но ты лети всегда вперед.
Ты, мужик, не плачь,
Жизнь — футбольный матч:
Труд, усталость, боль,
А результат — всегда “ноль-ноль”».
Вновь играю в нападеньи,
И опять свистки мне в спину.
Вот еще одно паденье:
Не сумел я стенку обойти
На полпути.
И безносая паскуда
Мне не флагом, а косою
Помахала тут с трибуны.
Я лежал, траву жевал и выл —
Я не забыл:
Что тут, плачь — не плачь,
Жизнь — футбольный матч:
Труд, усталость, боль,
А результат — опять «ноль-ноль».
Что тут, плачь — не плачь,
Я — футбольный мяч.
Жизнь меня добьет,
Но я влетел в свой створ ворот.
Своенравен и бездушен,
Морды бил и бил баклуши,
И в игре я мяч футбольный бил
Что было сил.
И усталый воспитатель,
Не меняя гнев на милость,
Нас с мячом в чулане запер
И на слезы детские твердил —
Я не забыл —
«Ты, малыш, не плачь,
Ты — футбольный мяч.
Пусть тебя жизнь бьет,
Но ты лети всегда вперед.
Ты, малыш, не плачь,
Жизнь — футбольный матч:
Труд, усталость, боль,
А результат — всегда “ноль-ноль”».
Как в атаку, без оглядки,
В жизнь шагнул я из чулана,
Но упал в штрафной площадке
И рукой дотронулся мяча
Я сгоряча.
Апеллировал защитник,
Но судья был непреклонен.
В сетке мяч, и гол защитан.
Я вне поля, и усатый конвоир
Мне говорил:
«Ты, мужик, не плачь,
Ты — футбольный мяч.
Пусть тебя жизнь бьет,
Но ты лети всегда вперед.
Ты, мужик, не плачь,
Жизнь — футбольный матч:
Труд, усталость, боль,
А результат — всегда “ноль-ноль”».
Вновь играю в нападеньи,
И опять свистки мне в спину.
Вот еще одно паденье:
Не сумел я стенку обойти
На полпути.
И безносая паскуда
Мне не флагом, а косою
Помахала тут с трибуны.
Я лежал, траву жевал и выл —
Я не забыл:
Что тут, плачь — не плачь,
Жизнь — футбольный матч:
Труд, усталость, боль,
А результат — опять «ноль-ноль».
Что тут, плачь — не плачь,
Я — футбольный мяч.
Жизнь меня добьет,
Но я влетел в свой створ ворот.
4. Мыши-крысы есть? (рядовым бойцам санитарно-эпидемиологического фронта) ▲
Раз, почесывая грудь,
На диване я скучал
И когда хотел заснуть,
И когда хотел заснуть,
Кто-то постучал.
На пороге девушка,
Девушка-подружка,
Птичка, рыбка, лапушка,
Птичка, рыбка, лапушка,
Шепчет мне на ушко:
«Мыши-крысы есть?
Мыши-крысы есть?
Дайте, гражданин, ответ.
Мыши-крысы есть?
Мыши-крысы есть?
Может есть, а может нет».
Здравствуй, здравствуй, девушка,
Девушка пригожая,
Птичка, рыбка, лапушка,
Птичка, рыбка, лапушка,
Заходи в прихожую.
Нету у меня мышей,
Крысы здесь немыслимы,
Нету также блох и вшей,
Нету также блох и вшей,
Есть бутылка рислинга.
А еще магнитофон,
Песни итальянские,
А она твердит свое,
А она твердит свое,
Дурочка рязанская:
«Мыши-крысы есть?
Мыши-крысы есть?
Дайте, гражданин, ответ.
Мыши-крысы есть?
Мыши-крысы есть?
Может есть, а может нет».
Улыбнулась девушка,
А потом окрысилась,
Сыпанула мышьяка,
Сыпанула мышьяка,
Мне на лысину.
Мне с тех пор совсем не в мочь —
Жуткие страдания.
Повторяю день и ночь,
Повторяю день и ночь,
Точно заклинание:
«Мыши-крысы есть?
Мыши-крысы есть?
Дайте, гражданин, ответ.
Мыши-крысы есть?
Мыши-крысы есть?
Может есть, а может нет».
На диване я скучал
И когда хотел заснуть,
И когда хотел заснуть,
Кто-то постучал.
На пороге девушка,
Девушка-подружка,
Птичка, рыбка, лапушка,
Птичка, рыбка, лапушка,
Шепчет мне на ушко:
«Мыши-крысы есть?
Мыши-крысы есть?
Дайте, гражданин, ответ.
Мыши-крысы есть?
Мыши-крысы есть?
Может есть, а может нет».
Здравствуй, здравствуй, девушка,
Девушка пригожая,
Птичка, рыбка, лапушка,
Птичка, рыбка, лапушка,
Заходи в прихожую.
Нету у меня мышей,
Крысы здесь немыслимы,
Нету также блох и вшей,
Нету также блох и вшей,
Есть бутылка рислинга.
А еще магнитофон,
Песни итальянские,
А она твердит свое,
А она твердит свое,
Дурочка рязанская:
«Мыши-крысы есть?
Мыши-крысы есть?
Дайте, гражданин, ответ.
Мыши-крысы есть?
Мыши-крысы есть?
Может есть, а может нет».
Улыбнулась девушка,
А потом окрысилась,
Сыпанула мышьяка,
Сыпанула мышьяка,
Мне на лысину.
Мне с тех пор совсем не в мочь —
Жуткие страдания.
Повторяю день и ночь,
Повторяю день и ночь,
Точно заклинание:
«Мыши-крысы есть?
Мыши-крысы есть?
Дайте, гражданин, ответ.
Мыши-крысы есть?
Мыши-крысы есть?
Может есть, а может нет».
5. День рождения директора Палеонтологического музея ▲
Сегодня мой день рожденья,
Я окружен уваженьем,
Сегодня лучшие в гостях у меня
Друзья.
Один такой волосатый,
Другой зеленый хвостатый,
А третий хоботом лезет в харчо —
Эй, ты чо?
Меня, наверно, птеродактиль клюнул в зад —
Одним лишь тварям ископаемым я рад,
Что за столом моим сидят.
Мы за столом не тоскуем,
Жуем капусту морскую,
Ведем беседу и песни поем
И пьем.
Бокал наполнил мой пращур,
Какой-то маленький ящур,
Поздравил, выпил и чмокнул меня —
Родня
И мастодонт мне руку стиснул горячо,
Обнял, поздравил и уселся на плечо.
Ого! — Ничо, ничо!
И удивляться не будем,
Ведь твари лучше, чем люди,
И мне дороже любого из вас
В сто раз.
У них сердца не оглохли,
Они давно все подохли,
Они с людьми не хотели дружить
И жить.
Ума хватило им собраться и решить:
С такими мордами вобще лучше не жить,
И вот, все твари — фюить!
Вот мой совет: не юродствуй,
Ищи красу лишь в уродстве,
Ведь каждый тот, кто на свете живет —
Урод.
Да ты вглядись в наши хари —
Ведь мы такие же твари
И справа, слева и с хвоста и внутри:
Смотри!
И в нашу честь поменьше труб и литавр,
Ведь каждый вылитый из нас бронтозавр
Анфас — любой из нас!
Я окружен уваженьем,
Сегодня лучшие в гостях у меня
Друзья.
Один такой волосатый,
Другой зеленый хвостатый,
А третий хоботом лезет в харчо —
Эй, ты чо?
Меня, наверно, птеродактиль клюнул в зад —
Одним лишь тварям ископаемым я рад,
Что за столом моим сидят.
Мы за столом не тоскуем,
Жуем капусту морскую,
Ведем беседу и песни поем
И пьем.
Бокал наполнил мой пращур,
Какой-то маленький ящур,
Поздравил, выпил и чмокнул меня —
Родня
И мастодонт мне руку стиснул горячо,
Обнял, поздравил и уселся на плечо.
Ого! — Ничо, ничо!
И удивляться не будем,
Ведь твари лучше, чем люди,
И мне дороже любого из вас
В сто раз.
У них сердца не оглохли,
Они давно все подохли,
Они с людьми не хотели дружить
И жить.
Ума хватило им собраться и решить:
С такими мордами вобще лучше не жить,
И вот, все твари — фюить!
Вот мой совет: не юродствуй,
Ищи красу лишь в уродстве,
Ведь каждый тот, кто на свете живет —
Урод.
Да ты вглядись в наши хари —
Ведь мы такие же твари
И справа, слева и с хвоста и внутри:
Смотри!
И в нашу честь поменьше труб и литавр,
Ведь каждый вылитый из нас бронтозавр
Анфас — любой из нас!
6. Этим летом ▲
Этим летом был я на югах —
От законной от жены в бегах,
Хлебанул портвейна, сел в вагон купейный,
Потому что правды нет в ногах.
Скорый поезд едет быстро, с пивом плещется канистра,
Я на полке, как гранитный обелиск.
Приезжаем в город Сочи, но я радуюсь не очень,
Потому что мой билет — в Новороссийск.
Восемь суток по морю и вот —
В порт меня привозит пароход.
Снял у моря койку с видом на помойку
И купил штиблеты «Скороход».
Очень модные штиблеты канареечного цвета,
Хоть и не фирма, но все же не босой.
Макароны и котлеты, тетя Зоя из буфета,
Ее волосы, что пахнут колбасой.
На Кавказе зреет виноград,
На бутылках звездочки горят,
Виски и мартини, шорты и бикини,
Пепси-кола и денатурат.
Ананасы, дыни ем, вся турбаза мой гарем
И еще одна дикарочка в очках.
А жена — ну что жена? Как крапивный куст нежна
И потерта, точно решка с пятачка.
Помнится, лежу на топчане,
Чую — кто-то ходит по спине.
Поглядел — картинка: жгучая блондинка
Или же брюнетка в парике.
Работяги парят в море пятилетние мозоли,
И стахановцам конечно невдомек
То, что мы сошли с тобою со страницы из «Плейбоя»
Иль хотя бы из журнала «Огонек».
Этим летом был я на югах —
От законной от жены в бегах,
А теперь лежу в кровати не скажу в какой палате
И считаю ветки на рогах.
От законной от жены в бегах,
Хлебанул портвейна, сел в вагон купейный,
Потому что правды нет в ногах.
Скорый поезд едет быстро, с пивом плещется канистра,
Я на полке, как гранитный обелиск.
Приезжаем в город Сочи, но я радуюсь не очень,
Потому что мой билет — в Новороссийск.
Восемь суток по морю и вот —
В порт меня привозит пароход.
Снял у моря койку с видом на помойку
И купил штиблеты «Скороход».
Очень модные штиблеты канареечного цвета,
Хоть и не фирма, но все же не босой.
Макароны и котлеты, тетя Зоя из буфета,
Ее волосы, что пахнут колбасой.
На Кавказе зреет виноград,
На бутылках звездочки горят,
Виски и мартини, шорты и бикини,
Пепси-кола и денатурат.
Ананасы, дыни ем, вся турбаза мой гарем
И еще одна дикарочка в очках.
А жена — ну что жена? Как крапивный куст нежна
И потерта, точно решка с пятачка.
Помнится, лежу на топчане,
Чую — кто-то ходит по спине.
Поглядел — картинка: жгучая блондинка
Или же брюнетка в парике.
Работяги парят в море пятилетние мозоли,
И стахановцам конечно невдомек
То, что мы сошли с тобою со страницы из «Плейбоя»
Иль хотя бы из журнала «Огонек».
Этим летом был я на югах —
От законной от жены в бегах,
А теперь лежу в кровати не скажу в какой палате
И считаю ветки на рогах.
7. Старенький добрый вахтер ▲
Форменные брюки, круглые очки,
В амбразуре будки страж бессонный.
Жилистые руки, мутные зрачки,
В возрасте преклонном непреклонный.
Старенький добрый усатый вахтер
Свой взор неподкупный простер.
Старенький добрый вахтер,
Старенький добрый,
Он театра теней рядовой актер,
Страж бессонный, властитель длинной ночи.
Смазана вертушка, дремлет КПП,
Озарен дежурным красным светом.
Черная игрушка, именной ТТ
В ящике молчит рядом с портретом.
Строго и мудро усатый кумир
Из ящика смотрит на мир.
Полуночных бдений многолетний труд
Порождает цепь видений жутких.
Сгорбленные тени из углов ползут
И встают в шеренги перед будкой.
Клацнул затвором усатый вахтер
И щелкает в тени в упор.
Старенький добрый усатый вахтер
Затих и уставился в пол.
Старенький добрый вахтер,
Старенький добрый,
Он театра теней был простой актер,
Страж бессонный, он не покинул свой пост.
В амбразуре будки страж бессонный.
Жилистые руки, мутные зрачки,
В возрасте преклонном непреклонный.
Старенький добрый усатый вахтер
Свой взор неподкупный простер.
Старенький добрый вахтер,
Старенький добрый,
Он театра теней рядовой актер,
Страж бессонный, властитель длинной ночи.
Смазана вертушка, дремлет КПП,
Озарен дежурным красным светом.
Черная игрушка, именной ТТ
В ящике молчит рядом с портретом.
Строго и мудро усатый кумир
Из ящика смотрит на мир.
Полуночных бдений многолетний труд
Порождает цепь видений жутких.
Сгорбленные тени из углов ползут
И встают в шеренги перед будкой.
Клацнул затвором усатый вахтер
И щелкает в тени в упор.
Старенький добрый усатый вахтер
Затих и уставился в пол.
Старенький добрый вахтер,
Старенький добрый,
Он театра теней был простой актер,
Страж бессонный, он не покинул свой пост.
8. Пингвин Кузьмин ▲
Жил пингвин Кузьмин в крашеном вольере,
Имел у посетителей успех его призывный писк.
Этих добрых птиц любят пионеры,
Был белой краской нарисован снег и желтой — солнца диск.
Целый день перед вольером шум без меры, суета.
Веер лиц, семья и школа, квас, сосиски, пепси-кола
И фанта.
Незнакомых слов слышал он триоли,
И по ночам струился млечный тракт над головой его.
Женщина с веслом — статуя неволи,
Неволи тех, кто носит черный фрак и белое жабо.
В полдень ломятся скамейки от веснушек и морщин,
И летят в вольер копейки, но зачем пингвину деньги —
Он пингвин.
Пингвин Кузьмин.
Курлы-курлы летят на юг крикливо журавли,
И небо рвет их белый клин.
Ночь сотрет домов каменные глыбы
И проведет свой черный шарабан сквозь ограждений сталь.
Запоют в фонтанах гипсовые рыбы,
И пионер, ударив в барабан, покинет пьедестал.
Старый слон гремит костями, лев когтями мясо рвет.
А напичканный сластями мальчик с грязными ногтями
Маме врет.
Отцвели пруды, отлиняли спины,
Давно утихли топот, храп и хруп в тени кривых осин.
Кто-то отравил доброго пингвина,
И воробьи топтали его труп средь пенопласта льдин.
Он не умер, он смеется, он вернется, а пока
Он уходит к тем пингвинам, что живут на белых льдинах —
Облаках...
Имел у посетителей успех его призывный писк.
Этих добрых птиц любят пионеры,
Был белой краской нарисован снег и желтой — солнца диск.
Целый день перед вольером шум без меры, суета.
Веер лиц, семья и школа, квас, сосиски, пепси-кола
И фанта.
Незнакомых слов слышал он триоли,
И по ночам струился млечный тракт над головой его.
Женщина с веслом — статуя неволи,
Неволи тех, кто носит черный фрак и белое жабо.
В полдень ломятся скамейки от веснушек и морщин,
И летят в вольер копейки, но зачем пингвину деньги —
Он пингвин.
Пингвин Кузьмин.
Курлы-курлы летят на юг крикливо журавли,
И небо рвет их белый клин.
Ночь сотрет домов каменные глыбы
И проведет свой черный шарабан сквозь ограждений сталь.
Запоют в фонтанах гипсовые рыбы,
И пионер, ударив в барабан, покинет пьедестал.
Старый слон гремит костями, лев когтями мясо рвет.
А напичканный сластями мальчик с грязными ногтями
Маме врет.
Отцвели пруды, отлиняли спины,
Давно утихли топот, храп и хруп в тени кривых осин.
Кто-то отравил доброго пингвина,
И воробьи топтали его труп средь пенопласта льдин.
Он не умер, он смеется, он вернется, а пока
Он уходит к тем пингвинам, что живут на белых льдинах —
Облаках...
9. Войди в тот дом... ▲
(Обратите внимание, что в тексте песни
нет ни одной буквы «Р»)
Этот дом исчезнет днем,
Этот дом почти не виден в ночи,
Лишь в пол-окна
Свет мелькнет на миг, и снова вспыхнет тьма.
Этот дом окутан сном,
Чутким сном уставших плыть облаков.
И на восходе звезд
Этот дом к твоим ногам опустит мост.
Войди в тот дом,
Побудь в нем миг и выйди вон
Пусть лишь мелькнет в окне твой лик,
Но вечность длится миг.
В честь твою забьют часы,
Подметет ночная бабочка пол.
И тишина
Лунный свет в бокале выставит на стол.
В этом доме телефон
Будет петь ночную песню любви.
Пусть все бледней восток —
Не подойдет никто, у пустоты нет ног.
Войди в тот дом,
Побудь в нем миг и выйди вон
И успокоить не забудь
Уставший телефон.
Вновь вспыхнет свет,
Но в доме том тебя уж нет,
Увидишь ты, как теплый снег
Твой заметает след.
нет ни одной буквы «Р»)
Этот дом исчезнет днем,
Этот дом почти не виден в ночи,
Лишь в пол-окна
Свет мелькнет на миг, и снова вспыхнет тьма.
Этот дом окутан сном,
Чутким сном уставших плыть облаков.
И на восходе звезд
Этот дом к твоим ногам опустит мост.
Войди в тот дом,
Побудь в нем миг и выйди вон
Пусть лишь мелькнет в окне твой лик,
Но вечность длится миг.
В честь твою забьют часы,
Подметет ночная бабочка пол.
И тишина
Лунный свет в бокале выставит на стол.
В этом доме телефон
Будет петь ночную песню любви.
Пусть все бледней восток —
Не подойдет никто, у пустоты нет ног.
Войди в тот дом,
Побудь в нем миг и выйди вон
И успокоить не забудь
Уставший телефон.
Вновь вспыхнет свет,
Но в доме том тебя уж нет,
Увидишь ты, как теплый снег
Твой заметает след.
10. Жизнь и смерть Тараса Тараканова ▲
♬
11. Собачье дело ▲
Машины по шоссе -- стрелой,
А им вослед -- собачий рой,
Как факела горят голодные глаза зверей.
Их раздражает нюх бензин,
И слух -- кошачий визг резин,
Собаки -- те же люди, только бегают быстрей.
Гав-гав-гав-гав-гав-гав -- летит орава,
Ты голос свой подать имеешь право,
Даже если ты родился беспородным псом.
Гав-гав-гав-гав-гав-гав -- смелей, орава!
Погромче лай -- собачье дело право,
Только вот не окажись, не окажись под колесом!
Под колесом не окажись,
А коль попал, то -- c'est la жись!
Удел у всех один -- когда-нибудь задавят всех!
Кровавый на шоссе кружок,
И лапкой дрыгает Дружок,
Но почему его оскал вдруг так похож на смех?
Гав-гав-гав-гав-гав-гав -- летит орава,
Ты голос свой подать имеешь право,
Даже если ты родился беспородным псом.
Гав-гав-гав-гав-гав-гав -- смелей, орава!
Погромче лай -- собачье дело право,
Только вот не окажись, не окажись под колесом!
А ты и гавкал, и скулил,
Хвостом вилял, что было сил,
И лапу поднимал, чтобы чьи-то омочить кусты.
И вот возник порочный круг:
Собака -- человеку друг,
Скажи мне, кто твой друг, и я тебе скажу, кто ты.
Гав-гав-гав-гав-гав-гав -- летит орава,
Ты голос свой подать имеешь право,
Даже если ты родился беспородным псом.
Гав-гав-гав-гав-гав-гав -- смелей, орава!
Погромче лай -- собачье дело право,
Только вот не окажись, не окажись под колесом!
А им вослед -- собачий рой,
Как факела горят голодные глаза зверей.
Их раздражает нюх бензин,
И слух -- кошачий визг резин,
Собаки -- те же люди, только бегают быстрей.
Гав-гав-гав-гав-гав-гав -- летит орава,
Ты голос свой подать имеешь право,
Даже если ты родился беспородным псом.
Гав-гав-гав-гав-гав-гав -- смелей, орава!
Погромче лай -- собачье дело право,
Только вот не окажись, не окажись под колесом!
Под колесом не окажись,
А коль попал, то -- c'est la жись!
Удел у всех один -- когда-нибудь задавят всех!
Кровавый на шоссе кружок,
И лапкой дрыгает Дружок,
Но почему его оскал вдруг так похож на смех?
Гав-гав-гав-гав-гав-гав -- летит орава,
Ты голос свой подать имеешь право,
Даже если ты родился беспородным псом.
Гав-гав-гав-гав-гав-гав -- смелей, орава!
Погромче лай -- собачье дело право,
Только вот не окажись, не окажись под колесом!
А ты и гавкал, и скулил,
Хвостом вилял, что было сил,
И лапу поднимал, чтобы чьи-то омочить кусты.
И вот возник порочный круг:
Собака -- человеку друг,
Скажи мне, кто твой друг, и я тебе скажу, кто ты.
Гав-гав-гав-гав-гав-гав -- летит орава,
Ты голос свой подать имеешь право,
Даже если ты родился беспородным псом.
Гав-гав-гав-гав-гав-гав -- смелей, орава!
Погромче лай -- собачье дело право,
Только вот не окажись, не окажись под колесом!
12. Где-то далеко, где небо мглисто... ▲
Где-то далеко, где небо мглисто,
Где-то в некой западной стране
Бредят господа капиталисты
О всемирной ядерной войне.
Ядовитый смог щекочет нёбо,
Не стене — предвыборный листок:
«Голосуй за тех, кто с небоскребов
Простирает лапы на восток!»
Шейк, шейк, шейк, шейк,
Твист, твист, твист, твист,
На обед — кровавый артишок.
Цент, цент, цент, цент,
Фунт, фунт, фунт, фунт,
Пухни, пухни, денежный мешок.
Господа, заткнитесь, вы не правы,
И не быть вам в битве на коне.
Если вы столкнете сверхдержавы,
Все погибнем в ядерном огне.
Господа, вы вовсе не бессмертны,
День придет — придется помереть,
Вам и так в аду гореть посмертно,
Так зачем при жизни вам гореть?
Где-то в некой западной стране
Бредят господа капиталисты
О всемирной ядерной войне.
Ядовитый смог щекочет нёбо,
Не стене — предвыборный листок:
«Голосуй за тех, кто с небоскребов
Простирает лапы на восток!»
Шейк, шейк, шейк, шейк,
Твист, твист, твист, твист,
На обед — кровавый артишок.
Цент, цент, цент, цент,
Фунт, фунт, фунт, фунт,
Пухни, пухни, денежный мешок.
Господа, заткнитесь, вы не правы,
И не быть вам в битве на коне.
Если вы столкнете сверхдержавы,
Все погибнем в ядерном огне.
Господа, вы вовсе не бессмертны,
День придет — придется помереть,
Вам и так в аду гореть посмертно,
Так зачем при жизни вам гореть?
ОСОБАЯ БЛАГОДАРНОСТЬ:
- Александру Владимировичу Руденко
за изготовление четырехканального магнитофона:
- Александру Николаевичу Антонову
за предоставление синтезатора Yamaha PSS-480:
- Владимиру Ивановичу Колесникову
за оформление обложки альбома:
